В галерее «Андрей Рублев» по-прежнему открыта для посещения выставка работ Юрия Ивановича и Рудольфа Ивановича Рогозиных, а также их учеников-студийцев. Своими воспоминаниями об учителе поделился Юрий Давидович Штейнгарц.

Юрий Иванович Рогозин старше меня на 18 лет. Я родился в 1944 году, когда Юрий Иванович был призван на фронт, в составе 1-го Белорусского фронта воевал в Прибалтике и закончил войну в Восточной Пруссии. Был контужен, имел боевые награды. В 1946 году Юрий Иванович демобилизовался и пришел работать в типографию газеты «Правда». Его отец, Иван Александрович, работал в этой типографии, как и мой отец. Наши семьи жили в одном доме на Беговой улице. Устроившись на работу в типографию «Правда» ретушером, Юрий Иванович занимался в изостудии дома культуры издательства, которая была организована в 1946 году для повышения квалификации ретушеров. Первым руководителем изостудии был профессиональный художник, член Союза художников Петр Иванович Шолохов, ученик Константина Коровина.

В основу работы изокружка Петр Иванович заложил программу изучения традиций русской реалистической школы, в первую очередь традиций передвижников. Большое внимание уделялось рисунку, а также законам колористической живописи, изучению мировой живописи, в частности, искусства Возрождения, реалистической живописи XVII‒XIX веков, а также французского импрессионизма.

Рабочие типографии, вернувшиеся с войны молодые люди, мечтали стать профессиональными художниками. С такой же мечтой пришли в изостудию Юрий Иванович и Рудольф Иванович, младший брат Юрия Ивановича.

Прекрасный педагог, Петр Иванович Шолохов сумел развить способности своих учеников, помог получить хорошую школу рисунка, всячески поддерживая энтузиазм своих студийцев. Он увлек их работой над пейзажем и портретом, уделяя особенное внимание изучению цвета. Вслед за Петром Ивановичем Шолоховым в студию пришел новый педагог ‒ Борис Аронович Мирецкий, раскрывший перед молодыми людьми богатство живописной техники. Изучение приемов крупнейших мастеров совмещалось с работой на пленэре, сформировало неповторимый почерк, стиль живописи Юрия Ивановича Рогозина, свободное владение рисунком, заложило основу развития его таланта, сформировало Юрия Ивановича как самобытного, оригинального художника.

Первые его рисунки времен войны я видел, бывая в его мастерской. В этих рисунках уже чувствовалась твердая рука, острый взгляд будущего мастера.

«Дело мастера боится» ‒ это про Юрия Ивановича. Все свободное от работы время он посвящал живописи. В его рисунках и этюдах видно, как рвался наружу, набирал силу его талант, пока не овладел всем его существом.

Большое влияние на его развитие оказала совместная работа с Михаилом Ройтером, мастером акварели. Их поездки в Ленинград, работа с натуры открыли перед Юрием Ивановичем все тонкости, все возможности этой труднейшей техники.

Работа по мокрому ватману особенно увлекала Юрия Ивановича и сделала его профессиональным художником.

Юрий Иванович Рогозин был принят в секцию станковой графики Московского Союза художников. Акварель, как вид живописи на бумаге, относилась к графике. Но Юрий Иванович владел всеми средствами масляной живописи, живописью темперой, гуашью, рисунком углем, сангиной, пастелью, просто кистью.

Часто при работе с натуры он не делал рисунка карандашом, а сразу начинал писать кистью, цветом, широким густым мазком, лепил форму предметов, сложную форму деревьев, архитектуры. В этом ему помогал точный глазомер, умение сразу видеть все пропорции и отношения.

В портрете Юрий Иванович умел передать характер человека, не только характер внешности, но и особенности психологии, доводя портрет почти до шаржа, до предельной остроты. От этого его портреты были сразу узнаваемы, сходство с оригиналом было стопроцентным. При этом Юрию Ивановичу достаточно было несколько линий, штрихов ‒ и уже можно было узнать человека.

Юрий Иванович работал во всех жанрах. Он писал иконы, расписывал иконостасы, делал иллюстрации, гравюры, офорты, писал портреты, натюрморты, а пейзаж был тем самым сокровищем, где лежало его сердце.

Характерно было его умение почувствовать и передать состояние, настроение природы, поэзию пейзажа, его глубину, связанную с человеческим восприятием, его психикой.

Выразительная линия, безупречная композиция, чувство формы, тонкое видение цвета ‒ все эти качества не перекрывали друг друга, а гармонично соединялись в едином образе.

Делал Юрий Иванович и заказные работы для живописного и графического комбината Союза художников, для больниц, фабрик, заводов, домов культуры, музеев и художественного салона.

Все эти работы проходили проверку специальной комиссии, и всегда работы Юрия Ивановича были приняты, иногда с небольшими поправками. Я не упомянул о его многочисленных выставках ‒ московских, всесоюзных, всероссийских и других.

Став зрелым мастером, Юрий Иванович принял руководство изостудией дома культуры газеты «Правда». С первого взгляда он видел, куда направлен интерес его ученика, и радовался, если это было что-то новое, яркое, оригинальное, несколькими словами умел развеять страхи и сомнения, зарядить своей энергией.

Он умел придать человеку качества, совершенно ему не свойственные: слабого он делал сильным, робкого смелым, а ленивый начинал в его присутствии с увлечением работать.

Вместе со студией мы ездили в Мурманск, Ленинград. Сам Юрий Иванович регулярно совершал творческие поездки: Старая Ладога, Санкт-Петербург, Мурманск, Петрозаводск, Каргополь, Крым, Кавказ, Прибалтика, Памир, Байкал, Лена, Амур, Енисей, вся Московская область, Москва, большие и малые города и деревни ‒ везде он трудился с утра до вечера, в любую погоду с азартом и жаром.

Его любимая фраза: «В плохую погоду всегда идут хорошие этюды!» Рано утром он приходил к завтраку с двумя, тремя этюдами. А когда вечером садилось солнце, он успевал за несколько минут сделать быстрый этюд. Юрий Иванович не знал усталости, и суток ему было мало. Еде, одежде он не придавал большого значения, но очень ценил время.

При этом был терпим, скромен, мягок, выслушивал чужое мнение, и не навязывал свое.

Он всегда мог разглядеть что-то новое, необычное, свежее. Разглядеть и оценить. Он не учил нас шаблонам и штампам, а учил работать самостоятельно, по-своему.

Поэтому и наша выставка в доме причта получилась такой разнообразной. Он не считал, что каждому необходимо учиться академическому стилю, главное ‒ раскрыть свое дарование. Юрий Иванович открыл перед нами новый мир, волнующий и чистый. Но как человек Юрий Иванович был больше своего дара. Во время войны он водил грузовик со снарядами под бомбежкой, он мог бы построить дом, вспахать землю, посеять, собрать и испечь хлеб ‒ стамеска и молоток, рубанок и отвертка были так же привычны его руками, как кисть и карандаш. Отличительной чертой его характера была потребность, постоянная готовность прийти на помощь другому человеку, он ни разу не отказал никому в его просьбе. Каждый, кто имел хоть какое-то отношение к искусству, был для него родным, близким человеком. Двери его мастерской были всегда открыты. Его доброта, дружелюбие, открытость, неподражаемый юмор привлекали к нему взрослых и детей, студентов и профессиональных художников, ученых, врачей, чиновников, артистов и священников, рабочих всех специальностей. Когда Юрий Иванович достиг пенсионного возраста, то еще два года не оформлял пенсии, продолжал работать в типографии: ему было некогда, его увлекало совсем другое. Когда он собрался уходить из типографии, будучи уже свободным художником, директор типографии Борис Фельдман не хотел его отпускать. Искусство целиком владело его мыслями, чувствами и делами.

Когда мы произносим его имя ‒ Юрий Иванович Рогозин, ‒ то имеем в виду, подразумеваем, Юрий Иванович Рогозин, художник. Это неразделимо, как, например, Юрий Гагарин, космонавт.

И память о нем будет для нас такой же надежной опорой в жизни, какой был он сам. Светлая память Юрию Ивановичу Рогозину.  

Юрий Штейнгарц (2023, сентябрь)