«Архитектор в первую очередь работает

для людей»

(интервью с Ольгой Анатольевной Баранниковой)

Ольга Баранникова, генеральный директор OOO «Проект+», занимающегося строительством церкви преподобного Андрея Рублева на Верхней Масловке, мечтала стать художником, но стала архитектором.В ее послужном списке уже много храмов, в том числе Воскресенский Ново-Иерусалимский собор, где она руководит процессом реставрации и входит в состав экспертного совета, Ростовский кафедральный собор Рождества Пресвятой Богородицы, который пришлось восстанавливать практически с нуля и др.

– Ольга Анатольевна, как случилось, что именно Ваше архитектурное бюро «Проект+» взялось за проектирование храма преподобного Андрея Рублева на Верхней Масловке?

– По благословению своего духовного отца игумена Феофилакта, который и рекомендовал мне заняться этим строительством, я приступила к проекту нового храма на Верхней Масловке.

– Задача перед Вами стояла непростая – храм будет располагаться на маленьком пятачке земли, на шумном и оживленном перекрестке, где сливаются сразу четыре улицы: Петровско-Разумовская аллея, Петровско-Разумовский проезд, Верхняя и Нижняя Масловки… Можно сказать, он стоит на семи ветрах. Как эти обстоятельства отразились на проекте?

– Участок, действительно, непростой. Он насыщен подземными коммуникациями, да и для такой маленькой территории тут по перечетной ведомости около 55 деревьев, с которыми тоже необходимо считаться. Но, на удивление, все службы города стараются нам помочь найти оптимальный выход из сложившейся ситуации.

– Чтобы, как Вы говорите, «посадить» храм, нужно соблюсти массу норм, правил. С какими основными трудностями ваше бюро столкнулось при проектировании храма Андрея Рублева?

– Во-первых, это церковное здание и по СНИПу храмового строительства желательно сохранить ось восток-запад. Угол отклонения от востока не должен превышать 30 градусов. У нас, кстати, это получилось. Это одна проблема. Вторая проблема – подземные коммуникации, сети, заезд на площадку. Храм располагается на серьезном перекрестке. По нормам от перекрестка нужно отступить 50 метров для заезда. Кроме того, нужно обеспечить санитарно-защитную зону близ жилых домов, мы не должны затенять жилую застройку, нарушать инсоляцию. Высота будущего храма – 35 метров до барабана. Мы проверяли, не упадет ли тень на жилые дома. Но самый острый вопрос, повторюсь, – инженерные сети. С южной стороны с сетями проблему решили, водопроводную трубу «заглушили».

Но с другой стороны у нас тоже сети серьезные, нужно переложить еще два кабеля – Мосэнерго, Мосгорсвета. На этом пятачке очень тесно. Вот сегодня инженеры голову ломали, куда их переложить. Настолько плотно лежат сети, но между ними тоже есть свои нормативы – чтобы в случае чего их можно было отремонтировать, не нанеся вред близлежащим сетям. Сейчас мы занимаемся тем, что освобождаем пятно застройки храма. Ищем варианты решений, согласовываем в установленном порядке. Но надо сказать, я практически впервые сталкиваюсь с таким в своей работе, все службы, люди активно идут навстречу и помогают. Причем, что называется, с душой.

– Когда непосредственно начнется строительство?

 Скорее всего, в начале следующего года. Мы прилагаем все усилия, чтобы быстрее начать строительство.

– Как случилось, что Вы стали архитектором? Мечтали об этом с детства?

– Сколько себя помню, я всегда рисовала. У меня было две страсти, первая – разобрать что-нибудь, вторая – рисовать. Большой мой интерес вызывал радиоприемник. И поскольку родители опасались, что меня ударит током, им казалось безопаснее обеспечить меня бумагой и пластилином.

– Кто Ваши родители по профессии?

– Мать – физик, отец – инженер-конструктор, так что объемное мышление мне от него досталось. Я родом из Свердловска, ныне Екатеринбурга, а в Москву приехала из Донецка, куда перевели работать отца, и где я окончила среднюю и художественную школы.

– Поскольку Вы рисовали, не было мыслей пойти по художественной части, поступить в Строгановку, в Суриковское училище?

– У меня были такие мысли и меня готовили как станкового живописца. Я окончила художественную школу. Живописью занималась серьезно. Меня заставляли акварелью рисовать спички, кнопки и все это полутонами. По десять набросков в день. По истории искусств была очень серьезная подготовка. Мне всю жизнь везло с учителями. В средней школе были блестящие педагоги. Из нашей школы, которую я закончила, очень многие поступили в МИФИ, то есть уровень подготовки был высокий. Но потом знакомые архитекторы посоветовали идти в МАРХИ, тем более, что и с математикой, и физикой, и черчением у меня все было в порядке. Я училась с удовольствием, получила диплом с отличием. Окончила курс промышленной архитектуры.

– Вы сказали, что Вы верующий человек. Вы крещены в детстве или пришли к вере в уже зрелом возрасте?

– Нет, я крестилась в уже весьма сознательном возрасте. Был такой случай. На практику мы ездили в Тутаев, делали копии в Воскресенском соборе. И как-то мне дали задание написать двор или улицу. Мы разбрелись, и я писала двор сверху. У меня никак не получалось. И вот ко мне подошел человек хорошо, со вкусом, одетый и сказал: «Вы не могли бы мне продать эту работу?» «Как продать?! Мне же вечером сдавать на оценку!» Да и вообще продавать что-то считалось дурным тоном тогда в 1982 году. «Но это вы пишете мой двор». А там очень много детишек бегало. Оказалось, что человек этот местный священник, что это его дом и его двор, его дети. «Вы крещены?» – спросил он меня. «Нет», – призналась я.

Я тогда считала, что что-то знаю в философии, в истории философии, у нас был очень хороший преподаватель. Я думала, что разбираюсь в истории. Но когда этот человек поговорил со мной, я поняла, что не знаю ровным счетом ничего. Я вспомнила слова отца о том, что в духовных семинариях дается блестящее образование. Но крестилась я намного позже. У меня была тяжелая жизненная ситуация и не у кого было просить помощи. Я искренне попросила у Бога помощи, потому что больше просить было просто не у кого. После этого случая, детям было уже 4-5лет, мы вместе, втроем пошли креститься. И я совершенно с тех пор уверена, что если мы за что-то беремся и делаем это для Бога, Господь помогает и поддерживает и содействует.

– Какой проект особенно дорог Вашему сердцу?

– Я все делаю с любовью – от здания городского туалета до завода. Даже затрудняюсь сказать, что нравится особо. Сейчас много сил отбирает Ново-Иерусалимский проект. Там очень тяжелая ситуация с живописью. Огромный объем, три века – XVI, XVII,XVIII. Счищают штукарку, находят новый слой живописи, хотя вроде бы все уже учтено .Как это все свести, что брать за основу? Работы много.

– Кого из архитекторов прошлого вы считаете своим учителем, на кого равняетесь?

– Есть архитектурная среда, и мы должны с новым проектом вписаться в эту среду. Если рядом с модерном нужно поставить современное здание, ты все равно должен подчиниться этому стилю, а если не стилю, то ритму, пропорциям. Здание – живой организм, оно должно жить. Снег стряхивать, не терять тепло. Сооружение должно быть не только красивым, но и удобным. Или наоборот, не только удобным, но и красивым. Авиаконструкторы говорят: если самолет некрасивый, он не полетит.

Подготовила Оксана Полонская