Она пишет свои работы на дереве и кровельном железе, на старой мебели и прочих твердых поверхностях. Не на холсте, который зыбок. «Мне кажется, что для нашей жизни холст – это слишком прекрасно», ‒ считает наша героиня. Сама Ирина Затуловская определяет жанр, в котором работает, как русское arte povera (в переводе с итальянского – «бедное искусство»). Ее ответы так же аскетичны, как и ее художественные приемы. Беседа с ней – дело непростое, что-то из арт-хауса: местами непонятно, местами односложно, кто хочет – поймет, а остальные пусть идут мимо своей дорогой.

Преображение. 2018 г.

Ваши родители художники?

Мама у меня была художница, а папа инженер.

Где вы получили образование?

​Я окончила полиграфический институт.

Кто был вашим учителем?

Его звали Моисей Тевелевич Хазанов. Замечательный художник, живописец и педагог. В этом доме на 2 этаже у него была мастерская. Много лет он преподавал в частной студии ученикам 9-10-х классов. И вот эти два года подготовки к вузу были замечательные, интересные.

А чему он учил, как вы считаете?

​Живописи.

То есть вы считаете, что именно он, занимавшийся с вами до поступления в вуз, и определил ваш почерк, стиль, путь?​

Не совсем… Правда, была в 1974 году такая выставка знаменитая в Измайлово. Люди ходили, спрашивали художников: «У кого вы учились?» И восемьдесят процентов сказали: «У Хазанова». Когда до него дошел этот слух, он спрятался, испугался.

​

Он был хороший художник или больше педагог, это же часто бывает врозь?

​Он был очень хороший художник, но жизнь его развеяна по ветру, потому что сын его уехал в Канаду, взял его работы, не осталось работ совсем.

Пасха. 2000 г.

Скажите, пожалуйста, если вам говорят, что вы пишете примитивы, вы соглашаетесь?

​Нет.

​Как вы сами определяете свой стиль, технику?

​Ну как… Есть примитив, а есть не примитив. Вот у меня не примитив.

​А у Рафаэля примитив или не примитив?

Нет, конечно, не примитив.

Глядите, у Шишкина не примитив, как к нему ни относись, правда? У Серова не примитив, у вас не примитив. Чем вы отличаетесь от всех?

​Это, наверное, зрителю лучше определить. Вот вы, зритель, вы смотрите: маленькая такая дощечка, нарисованы синенькие письма, называется «Письма Ван Гога». Вот вы и думайте, чем отличается.

Теленок. 2018 г.

​Я пыталась. Я нарисовала детскую книжку, там были мои стихи и картинки, пришла в издательство «Малыш». Ее не приняли. Но после 2003 года я делала еще книжки и сейчас ищу издателей. У меня есть книжка такая «Евгений Онегин», иллюстрации сделаны в технике вышивки. Тираж был очень маленький, давно закончился, надо найти издателя. Текст набирали заново, с прижизненного издания, потому что за это время пушкинисты весь текст переписали. Я себе голову сломала. Поставила такую задачу – сделать «Евгения Онегина». Ну как это сделать? Это же невозможно. Все идут проторенной дорогой, вот эти маленькие рисунки, которые Пушкин рисовал сам. Но нельзя же так, надо что-то сделать другое.

И вы, ища вот это воплощение, остановились на вышивке?

​Пушкин называл вдохновение дурью.​

Солнце русской поэзии. Дерево, масло. 1999 г.

Как жалко, что вы не вышили строчки: «А перед ним воображенье свой пестрый мечет фараон». Пушкин, я думаю, был бы в восторге от этой книги.

​Спасибо, это лучший комплимент.

А тогда нашлись люди, которые на это дали деньги?

​Да, дали денег, и мы издали. Бумага Верже, шелкография на переплете.

Что вас привлекает в вышивке?

​Красота. Это был вологодский холст, французский шелк начала XIX века… Еще я делаю книжки для Японии, на японском языке. Они очень любят Чехова, такая была длинная-длинная серия рассказов Чехова. Одна книжка – один рассказ. Вот, например, «Человек в футляре», супер-обложка сделана как футляр. К сожалению, наши издатели не могут себе позволить, чтобы один рассказ занимал целую книжечку. А японцам я в течение семи лет сделала семь рассказов.

Евгений Онегин. Шитье. 2007 г.

Скульптурой вы тоже занимаетесь?

​Скульптурой нет, но керамикой занимаюсь, фреской занимаюсь.

​Но для керамики надо же иметь печку.

​Это не самое главное.

Вот этот прекрасный парус, что это такое?​

Железо. На нем написано стихотворение, которое прочитать невозможно. Стихотворение я написала.

А можно послушать в авторском исполнении?

​Электрички мычат – не коровы,

Рядом люди, нагнувшись, свершают свой труд.

И скрепит виадук деревянный, и затоптан фантик конфетный.

Мечта вожделенного детства – красный мак.

Женщины голые и в ожидании поезда

Сторонятся круглых вагонов, там надписи их опасают,

Как далеко им до ночи чесать дневные укусы,

Далеко до бочонков лото шептать цифры,

Земляника никак не поспеет в середине июня,

Загар на руках желтоват.

Нос. 2007 г.

В Японии издали мои стихи, переведенные на японский язык. Обложку книги красили настоящим индиго по моей просьбе. Потом я была на фестивале и попросилась жить в японской деревне. Город мне не так интересен, а вот деревня, деревенские люди – это было здорово. Я жила в домике бумажном, и в этом же доме я их уговорила сделать выставку, и они уговорились. Это был типичный японский домик, маленький садик, но в доме было очень холодно, не было никакого отопления, у меня были рефлекторы.​

То есть они так и зимуют без отопления?

​На ночь они сидят в ванне с очень горячей водой. У меня были соседи, который меня приглашали сидеть в ванне, я была в восторге.

А они как к вам относились? Радушно?

​Да, очень. Японцы спрашивали: а вы что, учились технике туши? А я ничему такому не училась. Они что-то родственное чувствовали.

​Мне это понятно. Мне кажется, много у вас японского. Созерцательность, отсутствие суеты. Вы же не суетитесь?​

Ну, здрасьте, кто ж за меня будет суетиться?!

​Ирина, а что вам дала Италия как художнику? Или вы сейчас скажете, что вы не художник?

Профессия – художник.

​Как человеку?

​Италия прекрасна.

​Помните, как вы хотели какие-то граффити на венецианском палаццо начертать?

​Ужас! Потом полицию вызвали, там же камеры, я не подумала об этом. Но прошлым летом я участвовала на венецианском биеннале, сделала вышивки из венецианских тканей. Интересно было, когда я приехала на закрытие их снимать. А это было в палаццо потрясающей красоты, на первом этаже они висели. Такие кирпичные стены старые, которые все выветриваются и рушатся. И, когда я снимала свои вышивки, они были тяжелые, набухшие солью.

Очень важны такие частности, как вышивки, набухшие солью.

Лев Николаевич говорил, что не надо жить так подробно. А как раз подробно – это интересно.

​Какие у вас пристрастия и вкусы?

Тонкие.

Уточню: вы кого любите?

​Я люблю Моранди, вот я написала его портрет, и итальянцы на сайт Моранди его поместили. Я люблю Джотто, вот он нарисован, пасет овечек. Потом Пиросмани.

________________________________​

Из старого интервью: «Холст прекрасный материал, но иногда я чувствую, что он для меня слишком хорош, что он неадекватен нашей жизни – она не так прекрасна, чтобы писать на холсте. И очень странное впечатление создается, когда люди говорят о живописи как о сочетании «холст-масло»: ведь это совсем не холст и масло. Что такое живопись – однозначно невозможно ответить. Что касается живописи.. Так бывает, что когда кажется полное исчезновение искусства, катастрофа, оно постепенно начинает возвращаться. Пока в реальности я этого не вижу».

________________________________

Ваша дочь тоже художница?​

Нет, она занимается новыми лекарствами.

​Другое поколение, им хочется быть другими, потом они обнаруживают, что они совсем не другие. Ира, а вы любите Лермонтова?

​Да, очень, но редко его читаю. Он такой поэт, которого редко читают.

​Вот, абсолютно точно, причем периодически кто-то цитирует его, и прям изумляешься.

​Я даже купила себе Лермонтова, такого красивого, огромного, в Саратове, но все равно не читаю. У меня была одна интересная знакомая, она занималась Лермонтовым, и поскольку она была художником, то она по его рисункам прочитала его жизнь. Необыкновенно интересно, она мне рассказывала, у него есть такой лист, где он нарисовал всю свою жизнь.

И какая это была жизнь?

Жизнь ужасная, просто невозможно трагическая жизнь. Главный герой ‒ это его двоюродный брат, Монго Столыпин, и вокруг него все вертится.

​Так у самого этого брата была жизнь та еще, ужасно драматичная.

​Тем не менее они были враги, хоть и братья. И вот эти рисунки ей рассказали, что дуэль была подставная. Что на самом деле это была дуэль с Монго Столыпиным, но поскольку он не мог с ним драться (это его брат), то такая была отложенная дуэль. В общем, все сложно.

Доктор Чехов. 2017 г.

Любите Чехова?

​Не очень.

​А что из нашей прозы любите?

​Я основала три общества. Первое «Общество любителей «Евгения Онегина», там три члена, второе ‒ «Диккенсовский клуб».

​Мы обязательно должны с вами обсудить продолжение «Тайны Эдвина Друда».

​У нас Наташа Глебова написала продолжение.

​Надо ознакомиться, обсудить. Вы как думаете, он все же жив или он умер, Эдвин Друд?

​Я думаю, умер. А вы думаете, жив?

Думаю, что он жив. Тайна ‒ это свойство живого.

​Вы знаете, что Диккенс хотел разбогатеть страшно, он считал, что, как только он это выпустит, заработает невозможные деньги. Так что там что-то непросто. А третье общество называется «Тургеневские чтения» только из-за того, что на даче я живу на улице Тургенева.

​А из двадцатого века кого вы любите?

​У меня есть пристрастия, но они такие обычные. Мандельштама я люблю, особенно прозу его. Вообще мне кажется жанр прозы поэтов очень интересный. Тут позвонила мне Татьяна Нешумова, она работает в музее Цветаевой, и говорит: «Хочу вас пригласить выступить у нас в музее на поэтическом вечере, прочитайте ваши любимые стихи». Мы долго с ней беседовали, оказалось, что это будет вечер, где я буду читать свои стихи. Интересная девушка, она поэт, но начала рисовать. Поэтому я там маленький написала текст: «Чего больше: стихов художников или рисунков поэтов?»

​Рисунков поэтов, я думаю.

​Они просто больше известны. А художники стесняются. Но есть чудесные книжки «Рисунки писателей».

В мастерской на даче. 2018 г.

Как хорошо, когда сумерки забредают в вашу мастерскую.

​Мы с вами картины совсем не посмотрели. Уже темно, ничего не видно. Да, сумерки тут прекрасные. Окна мастерской должны быть на север. Когда тут работали мэтры великие, они говорили: «Перекрасьте нам дом напротив, у нас рефлекс желтого». И им перекрашивали дом. После войны мастерские сократили в два раза, уже не такие великие художники тут работают.

Вы массу всего сделали, что бы вам хотелось сделать еще?​

Кино хочу снять сейчас, очень сложное, не знаю, как это сделать. Пророчество Иезекииля.

​Беседовала Елена СТЕПАНЯН-РУМЯНЦЕВА