Больно место хорошо…

Василий Алексеевич Ватагин, скульптор-анималист

Ирина Васильевна Ватагина родилась 23 сентября 1924 года в семье Василия Алексеевича Ватагина, одного из лучших скульпторов-анималистов XX века, основателя отечественной анималистики, с работами которого практически каждый из нас знаком с детства.

Это и иллюстрации к книгам Д.Н. Мамина-Сибиряка, В.Л. Дурова, Л.Н. Толстого, В.В. Бианки, Э. Сетон-Томпсона, Ч. Робертса и, конечно же, «Маугли» Редьярда Киплинга – книги, выдержавшей одиннадцать переизданий.

Бабушка Ирины Ватагиной тоже была художницей. Антонину Леонардовну Ржевскую особенно прославила картина «Веселая минутка», понравившаяся передвижникам. Ее купил П.М. Третьяков для своей художественной галереи, и в течение многих лет картина находилась в постоянной экспозиции.

Антонина Леонардовна Ржевская, художник

А.Л. Ржевская, “Веселая минутка”

Художник и скульптор-анималист Василий Ватагин исколесил весь мир, а вернувшись в Россию, в подмосковной Тарусе построил удивительный дом в индийском стиле, который теперь включен в перечень охраняемых памятников культуры. В этом волшебном окружении выросла Ирина Васильевна.

Из воспоминаний И.В. Ватагиной:

«Папа один из первых москвичей Тарусу «открыл» и там поселился. Он построил дом в 1913 году, только что вернувшись из Индии, поэтому у нас и дом такой – с «индийским налетом». Тогда путешествовать было просто. Академия художеств заключила договор с пароходством, можно было бесплатно сесть на любой пароход из Одессы и доплыть до Владивостока, через Японию и через Индию, и обратно. Можно было выходить, где угодно, а потом садиться на следующий пароход. Но выходить и жить уже за свой счет. Это было организовано специально для художников. И вот папа отправился в путешествие в 1913 году с графиком Кравченко и своей двоюродной сестрой, тоже художницей. У нас дома есть этюды по Индии, по Цейлону. И там он чуть не умер. Потому что жары не боялся, работал без шлема, и у него, очевидно, был солнечный удар. А по приезде он стал сразу строить дом. Ему место очень понравилось. Там вид открывался на 180 градусов, и на Оку, и на Поленово, и на Тарусянку, потому что на горке. Это место принадлежало собору, при Екатерине там была церковь, но она давно сгорела, и тогда там росли одни кусты, которые ломали на веники. И собору уже совершенно не нужна была эта земля. Но церковная земля не продавалась. Нужно было подавать прошение на имя царя. Папа написал такое прошение, без всякой надежды, но через год пришло разрешение. Купчая даже есть. Но она выписана на фамилию Шереметьевский. Дело в том, что мой дед на средства Шереметьева учился, поэтому к старой фамилии Ватагин добавил Шереметьевский. Тогда это было очень просто. Сначала папа был Шереметьевский-Ватагин, потом просто Ватагин, но никаких документов, подтверждающих факт смены фамилии, не осталось, или просто никогда не было. Так что доказать, что именно папа купил этот участок, мы не можем. А единственное свидетельство – вот это стихотворение: “Выступает наш ваятель, Вавилонской башни жрец, Мира птичьего певец!”

​Потому что когда папа строил дом, он считался какой-то вавилонской башней. У папы был очень татарский вид. Он был лысый, ходил в тюбетейке, а летом в бухарском халате. Зимой дома носил китайский черный халат с драконами. Ненавидел буржуазную европейскую одежду – костюмы: “Что это, брюки, пиджак – гадость какая-то!” Не носил.

На строительство дома папа занял часть денег у своего отца, кроме того, у него были деньги, которые он получил за “Атлас животных разных природных поясов”, который ему заказал преподаватель университета Мензбир. Папа тогда был еще студентом. В 1905–1906 годах он проехал по всей Европе, рисовал в зоопарках.

Василий Поленов, “Золотая осень”. 1893 (вид на Оку)

Он-то хотел быть художником, а родные считали, что это совершенно неприлично, быть художником, что это не профессия, и настояли, чтобы он в университет поступал. И Поленов поддержал – окончите, говорит, а там видно будет. И папа прислушался к совету. Когда ему понадобился документ о высшем образовании, чтобы в Строгановке преподавать, оказалось, что у него нет художественного образования. Его спросили: “Есть ли хоть какое-нибудь?” – “Вот, университет, естественный факультет”. – “Ну, давайте хоть это”. Папа очень любил животных, и мне это передалось тоже. Он уважал их, а не просто любил. И когда его называли “дедуля, который делает зверюшек”, – этого он терпеть не мог. Относился с уважением – “наши младшие братья”. Я помню, еще маленькая была, и когда с папой в зоопарк приходила, то просто лопалась от гордости. Мартышки к нам бросались и пищали. Они узнавали его. Или: он рисовал антилопу – а она подходила и лизала ему руку. Как-то поздней осенью папа уехал и бросил нас в Тарусе, потому что “если я не позабочусь, крокодилов не переведут в теплое помещение”. А дома у нас жили только кошки-собаки, да во дворе была лошадь».

Прилепившись к горнему

Ирина Васильевна поступила в Суриковский институт, усердно занималась живописью, но больше тянулась к церковному искусству. «Если бы мы с тобой для церкви работали, сердце бы у нас горело…» ‒ говорил ее руководитель, реставратор Иван Андреевич Баранов.

​Осуществить эту мечту было практически невозможно. Традиции церковной живописи были утрачены. Когда уничтожалось все, связанное с церковью, – вещи, ценные даже просто с точки зрения культуры, – в это время иконописцы или зодчие, конечно же, никому не были нужны. Пафосом времени было не созидание, а уничтожение. Тогда Василий Алексеевич Ватагин познакомил дочь с хранительницей древнерусского отдела Третьяковской галереи Наталией Андреевной Деминой. По понедельникам, в выходной день музея, Ирина проходила через служебный вход и училась копировать иконы. Там, в Третьяковке, Ирина Васильевна услышала об иконописице Марии Николаевне Соколовой (в постриге монахиня Иулиания), духовной дочери отца Алексия и отца Сергия Мечевых, ныне прославленных в лике святых.

Из воспоминаний Ирины Ватагиной:

«Когда я окончила живописное отделение Суриковского института, то поехала искать Марию Николаевну (Соколову), потому что услыхала, что она работает в Троице-Сергиевой лавре. Поехала в Лавру, поселилась у сотрудников и даже стала писать этюд. Однажды я ее увидела в церкви (не зная, что это она): мы встретились взглядами с маленькой женщиной с глазами, лучистыми, как две звезды. Я подумала: у Марии Николаевны должны быть такие глаза.

Мария Николаевна Соколова (монахиня Иулиания)

А попала я к ней так. Пришла жаловаться своим подругам Кате и Маше Чураковым, что я уже столько времени здесь живу, и никто Марию Николаевну не знает. “Она наша соседка, мы у ее сестры Лидии Николаевны берем молоко. Мы тебя познакомим”. Я набрала рюкзак работ, и отправилась к Марии Николаевне. Ею оказалась та самая женщина с лучистыми глазами.

Мария Николаевна – великим человеком была! Она перевернула силой своего авторитета (такая маленькая, хрупкая!) вкус целого поколения. До знакомства с ней все были увлечены академической живописью, в лучшем случае Васнецовым. Иконы не понимали. Но благодаря ей все стали любить иконы. А если кто не понимал, то это скрывал, потому что уже “считалось неудобным”.

Так мы с Марией Николаевной встретились, и я уехала домой в Тарусу. И вдруг меня вызывают к телефону, на почту. Катя Чуракова говорит: “Ты куда запропастилась? Мария Николаевна тебя ищет – Серапионову палатку помогать расписывать!” Я как сорвалась! Приехала. У нас было двадцать пять лет разницы, ей было пятьдесят, а мне только двадцать пять вскоре исполнилось.​

Больше у меня в жизни не было такого восторга! Это была не жизнь, а сказка. Постоянно приходили монахи, Патриарх Алексий Первый. И потом люди, о которых я читала в самиздатовской книжке «Жизнеописание отца Алексия Мечева», все оказались тут, живые, реальные. И сама Мария Николаевна, ближайшая духовная дочь отца Алексия… Я как будто попала на облака и не спускалась оттуда.

Это было самое счастливое время, и Наталья Алексеевна Демина мне говорила: “Пускай это будет критерием. Вот если когда-нибудь ты влюбишься, и такая же радость будет, и будет хотеться, чтобы скорее ночь прошла и следующий день наступил, только тогда можно выходить замуж…”

​Так прошло лето. Родные решили, что я “ушла в монастырь”. В Троицком соборе реставрировали стены. Мы помогали с Катей на самых последних ролях. Но все равно – это было такое счастье!

​Я сидела на лесах буквально над ракой Преподобного. Видела, как однажды несколько человек приводили бесноватую, связанную полотенцами. Она дико орала. Когда стали ее подталкивать к мощам, у нее изо рта потекла пена. Бесноватая упала, ее унесли. Вечером пришла самостоятельно. Раз я с лесов свалилась. Лечу вместе с лесами. Думаю: там же старушки, сейчас всех их придавлю. Но ни одной старушки не было! Лежу… Вокруг меня говорят: надо в больницу. А я встала и пошла, ничего не случилось!

​Потом я вышла замуж, продолжала писать иконы. И когда у меня что-то не получалось, я давала знать Марии Николаевне, она приезжала и мне помогала. Даже до сих пор такая икона есть в Медведкове, она написала мне лик на этой иконе. Говорят, чудотворная.

​Мария Николаевна рассказывала, как она к отцу Алексию Мечеву пришла на Маросейку совсем девочкой, ей было лет двенадцать – пятнадцать. Я потом писала икону отца Алексия с клеймами, и там у меня есть клеймо, как он Марию Николаевну благословляет на иконописание. Батюшка сказал про нее: “Я давно ждал эти глаза”. Глаза у нее были, правда, особенные. Как все маросейские, она знала службу замечательно, это мне никак не передалось. Она с нами занималась, службы объясняла, даже во время работы читала жития. Не скажу, что мне это нравилось: то ли слушаешь, то ли работаешь…»

Дорогой Андрея Рублева

Как церковный художник Ирина Васильевна трудилась сначала в храме Илии Обыденного, затем в храме Николы в Кузнецах при протоиерее Всеволоде Шпиллере.

Протоиерей Всеволод Шпиллер

В 1981 году во время росписи алтаря в южном приделе храма в Кузнецах Ирина Васильевна упала с лесов и получила тяжелую травму. Она очень переживала, сможет ли продолжать работать. Отец Всеволод всячески ободрял ее. «Молюсь усердно, непрестанно, наша радость, наше солнышко, ‒ писал отец Всеволод в больницу накануне операции. ‒ На Успение хочу служить. Ты будешь вместе с нами со всеми, и мы все Кузнецы вместе с тобой. Завтра в канун Успения будем с девяти часов утра на коленях умолять Божию Матерь и Господа Иисуса Христа облегчить твои страдания. Уверен в помощи тебе Неба, наша милая, наша дорогая Ириночка». Со временем Ирина Васильевна по благословению отца Всеволода стала писать иконы для храма и для него лично. Тогда у Ирины Васильевны появились первые ученики.

В 1964 году Ирина Ватагина поступила на работу в музей имени Андрея Рублева, который в те годы считался «рассадником православия», а сама Ирина Васильевна – чуть ли не богословом, потому что знала наизусть «Верую». В 1960 году, в год празднования 600-летия со дня рождения преподобного Андрея Рублева, был открыт музей, названный именем великого русского иконописца. Музей был создан пятнадцатью годами ранее, но все это время оставался закрытым для посетителей. Центральный музей древнерусского искусства и культуры расположился на территории бывшего Спасо-Андроникова монастыря. Здесь русский иконописец когда-то работал над росписями Спасского храма – древнейшего храма Москвы на сегодняшний день, здесь же он был похоронен. Музей стал местом, куда попадали иконы, списанные из фондов провинциальных музеев, многие экспонаты были привезены из экспедиций. В результате удалось собрать представительную коллекцию. Все образы, безусловно, требовали тщательной реставрации: зачастую они хранились в ужасающих условиях и были искалечены временем и реставраторами. В то время в музее трудились преданные Церкви и церковному искусству люди. Более пятнадцати лет отдала музею и Ирина Васильевна Ватагина.

В 1985 году И.В. Ватагину привлекли к работам по восстановлению Свято-Данилова монастыря. До возвращения обители Церкви в ней находился следственный приемник-распределитель для несовершеннолетних, фактически тюрьма. Архиепископ Владимирский и Суздальский Евлогий, назначенный тогда наместником Свято-Данилова монастыря, вспоминал: «Мне рассказывали местные жители, как они боялись и страшились ходить близ стен монастыря. Ведь в его стенах томились несовершеннолетние и даже малые дети, ставшие уже преступниками. Было совершенно уничтожено находившееся здесь древнейшее кладбище Москвы. На территории стоял памятник вождю революции. Монастырь XIII века был списан со всех счетов. Мне трудно передать страшную картину состояния монастыря, увиденную после передачи его Патриархии. Мерзость и запустение на святом месте…» Восстановление монастыря происходило очень быстро ‒ вся православная Москва живо откликнулась на призыв помочь в этом святом деле.

Придел в честь Всех святых, в земле Российской просиявших храма Николая Чудотворца в Кленниках

«У Ирины Васильевны был редкий дар создания иконописных образов святых. Как мы теперь знаем, это редко хорошо получается. Можно написать красивую икону, но создать новый иконописный образ очень трудно. Но у Ирины Васильевны это получалось», ‒ писал прот. Владимир Воробьев, ректор Свято-Тихоновского университета, где на факультете церковных художеств в течение пятнадцати лет трудилась И.В. Ватагина.

Образ прав. Алексия Мечева в рост с клеймами работы И.В. Ватагиной

Теперь икона находится в Маросейском храме.

До конца своих дней Ирина Васильевна занималась преподаванием – в иконописной школе на Маросейке, на факультете церковных художеств Свято-Тихоновского университета. Среди ее учеников есть иконописцы, искусствоведы, доктора наук. Протоиерей Владимир Воробьев рассказывает: «Все, кто знал Ирину Васильевну, помнят ее как праведницу, настоящую православную праведницу. Она была чудным, удивительно светлым, благодатным человеком, который дарил всем добро, любовь, радость, который дышал христианской верой и надеждой».

Ирина Васильевна и ее ученики в стенах обители организовали обширную мастерскую по реставрации и иконописи. Ими были отреставрированы образы из многоярусного иконостаса храма Семи Вселенских Соборов и множество других. Тогда были написаны иконы новопрославленных святых: свт. Игнатия Брянчанинова, свт. Феофана Затворника, прп. Амвросия Оптинского, св. прав. Иоанна Кронштадского, св. блж. Ксении Петербургской.

Образ преподобного Андрея Рублева работы Ирины Васильевны Ватагиной

По благословению прот. Всеволода Шпиллера Ирина Васильевна написала большой образ прп. Андрея Рублева с клеймами, подготовленный к прославлению преподобного, которое совершилось в год тысячелетия Крещения Руси.

Фамильное захоронение семьи Ватагиных в Тарусе

24 апреля 2007 года Ирина Васильевна преставилась ко Господу, накануне – в Неделю Жен-мироносиц – причастившись Святых Христовых Тайн. Отпевали Ирину Васильевну двенадцать священников, пришли проститься все, кто знал ее и смог прийти. Похоронили Ирину Васильевну Ватагину в тихой Тарусе, рядом с отцом и матерью, на высоком обрыве. Память ее всегда будет жива в иконах, росписях, созданной ею иконописной школе, в сердцах многих окружавших ее родных и любящих ее людей.