Градоначальник произнес речь о расцвете трамвайного движения в  Москве, духовенство освятило все сооружения, вагоны и благословило первый трамвай в путь. Новенький и блестящий свежей краской вагон, украшенный лентами и флажками, выехал по маршруту, проходившему от любимого места отдыха горожан – Петровского парка через густонаселенную окраину  к  только что построенному Савеловскому вокзалу.  После успешного испытания летом того же года движение  продлили  до  Страстной (ныне Пушкинской) площади.

 Маршрут просуществовал 100 лет. В 1999 году рельсы на Масловке разобрали – в связи со строительством Третьего транспортного кольца. Так что 27 трамвай был свидетелем многих событий и процессов, которые происходили в этом районе Москвы – и как строили кинофабрику Ханжонкова (Межрабпомфильм), а потом возводили стадион «Динамо», и как в 30-е годы прошлого столетия именно здесь, на пересечении улиц Нижняя и Верхняя Масловка было решено разбить новый квартал – московский Монмартр, Городок художников.

Что в имени тебе моем?

Место, выбранное художниками вблизи от восточных ворот стадиона «Динамо», было пустырем, оставшимся после пожара на кинофабрике Ханжонкова. Практически вплотную к пустырю подступали вековые дубы и клены Петровского парка, где художники, по замыслу вдохновителей «городка», не покидая Москвы, могли писать на пленэре пейзажи. Рядом расположились старые живописные дома и дачи Верхней Масловки, которая одно время носила название Дачной улицы. 

«Культурный массив социалистической Москвы»

История Городка художников на Верхней Масловке начиналась в середине 1920-х годов: Моссовет поддержал тогда идею создания творческой коммуны мастеров изобразительного искусства, а государство выделило для ее строительства миллион рублей.

Художник Василий Хвостенко был в числе первых жильцов Масловки. Его дочь скульптор Татьяна Хвостенко провела здесь всю жизнь, с детства, и написала бесценную книгу воспоминаний «Вечера на Масловке близ «Динамо».

«В 1925 году общее собрание художников Москвы приняло решение построить в Москве кооперативный дом художников, – писала Татьяна Васильевна. – В АХРРе это вызвало возражение Радимова (художник Павел Радимов – прим.ред.), считавшего, что такое строительство по плечу лишь кучке наиболее состоятельных художников, а талантливые молодые мастера так и останутся бездомными. В ответ прозвучала реплика: «Вот вы и достаньте деньги». И Павел Александрович вместе с Евгением Кацманом при покровительстве Уншлихта (его жена Стефания Арнольдовна делила с художниками общую мастерскую в Кремле) взялись за это хлопотное дело, используя любые возможности и личные связи.

Пользуясь резолюциями Уншлихта, Бубнова и Бухарина, они стали «двигать» бумагу, подписанную большой группой художников, через Моссовет. Спустя несколько месяцев назначили рассмотрение заявлений и, не надеясь на строительство дома, проголосовали за общежитие. Когда Радимов и Кацман стали просить в Моссовете мастерские, их просьбу отвергли. За художников вступились наркомы Луначарский и Бубнов, согласившиеся, что, несмотря на полную разруху в стране, идея эта замечательная. При повторном голосовании приняли решение строить дом художников с мастерскими…Начали делать эскизы, выбирать место… Первые проекты строительства городка предусматривали будущий план застройки Верхней Масловки, где сплошь стояли старые убогие дома, обреченные временем на снос… По вечерам казалось, что в этих патриархальных романтичных домиках с резными, как кружево, наличниками вот-вот зажгутся свечи, а на просторные террасы выйдут цыгане в цветастых, ярких нарядах и запоют знаменитый романс: «Что так грустно?» Ведь не в столь отдаленные времена в этом стародавнем уголке Москвы с могучими липами и кленами жили в основном девицы и цыгане знаменитого «Яра».

Одна из советских газет опубликовала фотоочерк о первом из построенных зданий: «Что в нем замечательно – это огромные, светлые, построенные по последнему слову строительной техники мастерские. Затем квартиры. Удобные, светлые, чистые, благоустроенные. Сто тридцать художников, прославленных и еще не нашедших славы, живут и работают в этом доме».

Дома для художников, возведенные в 1930-1950 годах на Верхней Масловке и составляющие уникальный художественный ансамбль, строились, как и «Дом на набережной», с одной целью: собрать вместе элиту (в данном случае художественную), сделать их жизнь комфортной, по возможности оградить от бытовой неустроенности – чтобы уже ничто не мешало чистому творчеству.

Государство, несмотря на разруху, старалось создать все условия для работников культуры. Советские идеологи понимали: новому обществу, как хребет, нужна своя, обновлённая культура, и поэтому ставились высокие цели и сложные «творческие задачи», выделялись средства…

Чтобы облегчить быт художников, в первом построенном в «городке» доме организовали общественную столовую. Персонал столовой составляли жены художников. Живописцы, ненадолго оторвавшись от мольбертов, не выходя из дома, могли в любое удобное им время вкусно пообедать, притом за очень небольшую плату. Деньги на содержание столовой частично давало государство. Столовая просуществовала несколько лет и очень поддержала художников и их семьи во время войны.

Там же при доме был организован детский сад и клуб с обширной библиотекой. А на втором этаже, над столовой, оборудовали комнату, где собиралась молодежь. Там играли в шашки или шахматы, танцевали. Зимой во дворе заливали каток.

«Это будет не только творческое общежитие художников, – писали советские газеты той эпохи. – Городок должен стать одним из культурных массивов социалистической Москвы, центром притяжения всех творческих сил. Москва строит городок не только для своих художников-профессионалов, но и для счастливого поколения, у которого не будет помех для развития творческих возможностей».

Строительство шло поэтапно. Вот как писал об этом журнал «Творчество» в 1934 году: «За Бутырской заставой широкая, пустынная улица… разбросанные между дворов и палисадников домишки… Но мимо Петровского парка, к стадиону «Динамо» уже проходит линия современнейшего транспорта Москвы – троллейбуса, соперника одноколейного трамвайного пути, тянущегося через Масловку. И определяя собой облик всей Масловки, растет из года в год «Московский Монмартр» – Городок художников».

Дружно и весело

Первые журналистские хроники начала 30-х только начинали освещать ту энергичную, вдохновенную и плодотворную жизнь обитателей городка на Масловке, который впоследствии подарит Москве, стране и миру плеяду выдающихся мастеров живописи, графики, скульптуры. Домовая книга тридцатых годов – как том истории советского искусства: И. Грабарь, А. Бубнов, Б. Иогансон, Г. Манизер, Г. Нерода, В. Татлин, В. Фаворский, В. Ватагин, Ю. Пименов, Е. Кибрик, А. Пластов, С. Чуйков, Ф. Решетников, Ф. Богородский, Н. Ромадин, Г. Ряжский, Н.Кашина, Е.Кацман, Ф.Шурпин, Г.Шегаль, С.Герасимов, Т.Гапоненко,  Н. Дрючин, Н.Чернышев, К.Китайка, Л.Бродская, Г.Нисский,  А.Грицай, А.Дейнека, Б. Пророков, В. Цыплаков, Д. Шмаринов, Г. Мотовилов, П. Радимов, Г. Цейтлин, В. Нечитайло, Д. Штеренберг, А. Лабас и др.

Значительная часть собрания Третьяковской галереи, а также многие установленные на улицах и площадях Москвы памятники создавались именно на Верхней Масловке. Это и «Новая Москва» (1937) Юрия Пименова, и «Дочь Советской Киргизии» (1948) Семена Чуйкова, иллюстрации Евгения Кибрика к гоголевскому «Тарасу Бульбе» (1944— 1945) и Дементия Шмаринова к роману Льва Толстого «Война и мир» (1953), картины Георгия Нисского, «Весна» (1954) Аркадия Пластова, хрестоматийно известный холст Федора Решетникова «Опять двойка» (1952)…

 Тем временем в первом масловском доме становилось тесно, и художники постепенно заселяли дома, окаймляющие дом-утес (их основное пристанище), терпеливо ожидая окончания  второй очереди строительства. В будущем городке места должно было хватить всем, в том числе и тем, кто возвращался в Советский Союз из эмиграции. Вернувшись из Парижа, здесь поселился знаменитый живописец Давид Штеренберг, а также приятельница Модильяни и Бурделя Нина Нисс-Гольдман, Иосиф Чайков.

 Поначалу жили дружно и весело, ходили друг к другу в гости, устраивали маскарады, вечера, делились и красками, и хлебом. По словам Аминадава Каневского, многие дружили и очень ценили талант друг друга. «Вот, говорят, это были времена тоталитаризма, – вспоминал художник. – Но в МОСХе даже в те времена любили художников. Даже тех, кого гнобили, все равно любили. И все самые отчаянные выставки были в МОСХе. На Масловке было ощущение единства, ощущение собственного города. Он ведь так и назывался – городок художников.

Вокруг деревянные двухэтажные дома: это ж раньше была дачная местность. Был детский сад свой, прачечная своя, отсюда уходили автобусы в пионерские лагеря.

Напротив пивная, а рядом сберкасса. Когда художники получали большие деньги, они их сюда сносили, и продавщица заносила их на счет, а потом постепенно списывала. Стоял бочонок с красной икрой, и бутерброд с ней был самой простой закуской». Эту пивную в народе прозвали Радимовкой по имени художника Павла Радимова (он «пробивал» разрешение на строительство «городка художников» на Масловке и самым последним получил квартиру в первом доме на первом этаже). Однажды он устроил здесь свою персональную выставку для местных пьяниц. Они, по мнению живописца, не меньше других нуждались в духовной пище. Когда часть работ пропала, он не расстроился, а, наоборот, обрадовался: значит, его картины оценены народом, значит, нужны народу!

«Когда мы сюда приехали, – пишет Татьяна Хвостенко в уже упоминавшейся книге «Вечера на Масловке близ «Динамо», – улица была глухой окраиной. Стадион уже был. Нисский приволок оттуда судейское кресло и использовал как мольберт… Довоенная Масловка, ее обитатели выработали свой жизненный колорит, который отражал в первую очередь дух единения и братства, царившие среди художников». Как-то Радимов и Кацман приметили двух молодых живописцев – Тимкова и Лактионова, и когда те, не имея ни копейки за душой, добрались до Масловки, коллектив художников решил бесплатно кормить молодых и тогда никому не известных живописцев в своей столовой. Сегодня имена и Николая Тимкова, и Александра Лактионова известны во всем мире, их работы хранятся во многих музеях в самых разных странах, в частных коллекциях.

Потом художники поделились на тех, кто был обласкан властью, отмечен орденами и званиями, кто рисовал вождей, стройки социализма, пионеров, товарища Сталина, и на тех, за кем подъезжали в ночи «черные вороны». Художник Евгений Кацман писал в дневнике: «6/VIII/ 1937 г. Говорили вчера о событиях. Арестованы Сулимов, Кобацкий, Чубов, Файзулин, Хобышев. Писатели Кириллов, Герасимов. Застрелились Погребинский с женой.Все разводят руками, трясут головой. Что же происходит? Куда же девать арестованных? Когда же разъяснят народу, что происходит? Здесь комья слухов увеличиваются с колоссальной быстротой. Грабарь говорит, что трудно работать. Волнуется, у Машкова не голова, а знак вопроса. Налетело все это на нас, как ураган, и, действительно, ничего мы не знаем, и это всех дергает…»

«Во дворе, в одноэтажном домике, жил дворник Степан, – вспоминала Татьяна Хвостенко. – Когда приходили «брать», с чекистами шел Степан, и на вопрос хозяина «Кто там?» он отвечал: «Дворник Степан». Человека уводили…»

Все, к счастью, сохраняется…

«Корабль искусств» на Масловке трепало штормами, на которые был щедр XX век русской истории. Поэтому обитатели домов художников не раз менялись, но уникальная творческая атмосфера этого места, передававшаяся от поколения к поколению, все-таки уцелела. 

«Кого только не видывала Масловка! – пишет Татьяна Хвостенко. – К скульптору Тавасиеву приезжал Буденный: наверное, проведать лошадь, жившую у Тавасиева в мастерской. Он тогда лепил конную статую Фрунзе, и лошадь была «натурщицей». К слову, знаменитую на всю Москву красавицу Станиславу Осипович, которую боготворили все знаменитые мастера, рисовали и лепили, я застала уже старушкой с покрасневшим носом, в калошах, подвязанных веревкой. У Налбандяна был натурщик Жак. Он позировал сначала для портрета Сталина, потом Хрущева, потом Брежнева, умудряясь быть похожим на всех вождей сразу.

Не забыть удивительные вечера у Василия Семеновича Сварога. Он виртуозно играл на гитаре, пел цыганские романсы. У него устраивались музыкальные вечера и кукольные представления для детей. Сварог и его жена вели переписку со многими выдающимися людьми своего времени, после их смерти все пропало. Но в некоторых мастерских живет третье, четвертое поколение, и все, к счастью, сохраняется».

Строили городок аж до 1957 года, постепенно. Что интересно, дом № 3 (корпус «В»), который сегодня вплотную примыкает к первому дому, построили намного позже – в 1949-1954 годах. Но архитектор у них один – Владимир Кринский, хотя соавторами  были разные люди. 

Кринский также является автором проектов станции метро «Комсомольская» (радиальная) и Северного речного вокзала. Многое говорит о нем и то, что Кринский работал под руководством Жолтовского – признанного мастера сталинской архитектуры. По проекту фасад предполагалось украсить статуями. Но что-то не сложилось. Зато здесь есть арки и эркеры, а высокие окна мастерских по-прежнему придают дому заслуженное величие. 

В 2003 году над корпусами Городка художников нависли тучи. Верхняя Масловка, вплотную прилегающая к Третьему транспортному кольцу, из тихой окраинной улочки превратилась в инвестиционно привлекательное место активно застраивающейся столицы, где каждый квадратный метр ценится на вес золота. Под видом реставрации Городок художников, по слухам, собирались снести и построить на его месте нечто современное и дорогое. Слава Богу, «корабль искусств» удалось отстоять. Но в целом этот район постепенно теряет свое лицо: полным ходом идет реконструкция стадиона «Динамо», которая, это уже сейчас заметно, до неузнаваемости изменит облик этого уголка столицы, на Верхней Масловке, 25 высится несуразнейший ЖК «Петровский парк» высотой в 19 этажей.

В 2003 году по инициативе жителей Городка, московской творческой интеллигенции, по благословению Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Алексия II была образована православная община во имя преподобного Андрея Рублева. Идея строительства храма в Городке художников была поддержана жителями района, а также ведущими мастерами изобразительного искусства. В соответствии с художественным замыслом и архитектурным решением, храм должен возглавить ансамбль «городка», стать мачтой этого уникального «корабля искусств». 

Когда-то, по преданию, Петр I, стоя на стрелке сливающихся подмосковных рек Десны и Пахры у поселка Дубровицы, сказал, покоренный красотой места: «Этому бы кораблю да мачту!», имея в виду будущую Знаменскую церковь. Как будто о нашем храме сказано.