Мария Фофанова:
«Керамическое украшение русских храмов ‒
глубокая историческая традиция»
Художника Марию Фофанову в нашем храме хорошо знают многие и едва ли не все. Она дружит с Ниной Ромадиной и с Дарьей Белашовой, но главное – ее керамические работы широко представлены в нашей церковной лавке. Поэтому, заходя в лавочку написать записку или купить свечи, мы окружены ее фантазиями и мироощущением, воплощенными в картинах, фигурках, чашках. О том, как художница пришла к божественному, о том, как важны изысканные мелочи, и о картине стоимостью в зарплату инженера расскажет она сама.
О пути и учителях
У меня было три прекрасных учителя. Первый ‒ Валерий Алексеевич Гераскевич. Мне 15 лет, городская художественная школа № 1 на Пречистенке. Прекрасный художник, артистичный тонкий человек, преподает легко, как дышит. Мне кажется, за свою пятидесятилетнюю преподавательскую жизнь он выучил половину московских художников. Художественный вкус и широта взглядов начались с него. Кто-то должен объяснить московскому подростку, что Сезанн ‒ это одно, Шишкин ‒ другое, а Шагал ‒ это третье.
Второй мой прекрасный учитель ‒ Строгановка, отделение керамики, точнее ‒ замечательный советский керамист Евгения Семеновна Лукинова. Да простят меня все «строгачи», холодно отношусь к самой Строгановке, но обожаю Евгению Семеновну. Легкость, изящество, цепкий профессиональный ум, преподавательское, прямо-таки материнское чутье. При этом глубокая внутренняя свобода, какое-то неубиваемое внутреннее диссидентство, в эпоху кромешного брежневского застоя она нас всех просто спасла.
Третий мой прекрасный учитель ‒ иконописец Людмила Ивановна Минина. Когда я стала верующим человеком, у меня сформулировалась мечта начать писать иконы. Мечта истерическая до слез. Когда жила однажды паломником в Оптиной пустыни, меня послали на послушание помыть пол в иконописной мастерской. Так в слезах и мыла. Слава Богу, никого там не встретила и не перепугала. Как-то на улице, поднося ко рту мороженое в день окончания Петрова поста и благочестиво это мороженое перекрестив, заметила красивую женщину, которая прошла мимо и улыбнулась. Тем же летом, ходя по храмам и узнавая, не учит ли кто-то где-то иконописанию, встретила эту красивую женщину как руководителя группы учеников. Оказалось, живет в соседнем доме. Можно было без истерик учиться! Так образовалась наша небольшая бригада ‒ Людмила Ивановна Минина и ученики. Вместе писали иконостасы, расписывали стены, ездили в разные интересные командировки.
О работе с художниками
Это вообще очень сложно. Все время спорим, каждый отстаивает свое мнение, каждый как художник прав, но работа-то совместная! Секрет удачи ‒ в уважении, доверии и любви. У любого художника есть свои сильные стороны, и мы, собственно, друг о друге все знаем, кто что лучше умеет. Довериться, очертить зону свободы, отпустить. Вовремя похвалить. В совместной работе очень удобно, что выбирается старший, капитан, руководитель. Можно сколько угодно ругаться, спорить, а решает ‒ руководитель. Монархия. Очень удобная вещь для жизни.
О гении
Я считаю, что художественное образование, по крайней мере, не вредно. Но ни Микеланджело, ни Матисс не получили специального образования, они упорно учились у прекрасных художников в прекрасных мастерских. Правда, есть гениальные наивные художники, такие, как наши замечательные бабушки ‒ Полина Андреевна Райко или Зинаида Петровна Бабина. Их учила только тяжелейшая жизнь, доказывающая, что художниками рождаются. Но лично я не добилась бы ничего без школы. И если бы я могла задать вопрос любому человеку любой эпохи, я бы спросила: «Александр Сергеевич, вы нарочно так поступили?»
О кризисе веры в керамику
После знакомства с иконописью оказалось, что два дела совмещать невозможно. И в 2000 году я оставила керамику. Она стала для меня как неживая. Делать для чего? Делать, чтобы продать? Салон? Непереносимо скучно. Творчество? Если можно писать образы, если можно расписывать храмы, остальное в то время потеряло смысл. Я была уверена, что оставляю керамику навсегда, что буду всегда заниматься иконой. Хотела гончарный круг подарить в детский дом, оказалось, им не нужно. А в 2010 году случилась интересная вещь, а именно ‒ непереносимая жара в Москве, с ядовитым смогом и температурой плюс 35‒40 градусов. Невозможно ни читать, ни гулять, ни рисовать! Почему-то нельзя было из Москвы уехать, но оказалось, что можно лепить! Так и закончился десятилетний керамический перерыв ‒ холодным душем два раза в день и возвращением к истокам.
И когда в 2013 году иконописные заказы прекратились совсем, я промучилась ожиданием и поисками работы недолго. Я помнила, что могу лепить, что у меня прекрасная профессия, и если я перестала быть нужной здесь, может быть, я нужна там? Союз художников был так рад моему возвращению в ряды, что сразу дал мне мастерскую. Творческие группы и симпозиумы вернули сознание опять к понятию «творчество», и оказалось, что все от меня ждут керамическую скульптуру.
О сакральном и земном
Заниматься иконописью ‒ это значит вникнуть в образ, творчество по возможности устранить, не выпендриваться, себя не выпячивать. Мощно, строго, скромно, красиво.
Керамическая скульптура ‒ это, конечно, роскошь. Как хорошая живопись, как любое произведение искусства, это роскошное излишество интерьера. Я обожаю скульптуру со времен Строгановки, где на первом занятии нам рассказали, как один древний грек умер. От голода. Он не мог оторваться и отойти поесть, потому что он лепил! Когда я веду занятия у детей, я им рассказываю про грека.
Скульптура рождается внутри, сюжеты рассыпаны кругом, если бы было время воплотить их все…
О рабочем месте
Организация пространства, обстановка, как выяснилось, для моего творчества не важна вообще. Любуюсь на репортажи из разумных прекрасных мастерских с налаженным процессом, порядком и чистотой и думаю, что у меня никогда не было правильного пространства для работы. Но всегда было много разных семейных обязанностей. И я просто привыкла к удобству иметь рабочее место прямо рядом с обязанностями.
Единственное, что необходимо, ‒ это время. Времени должно быть много. Тогда вполне комфортно в любых обстоятельствах сделать что-то. И успокоиться. Когда обязанности и суета зашкаливают и не удается поработать несколько дней ‒ вот тогда это беда. Неудовлетворенность и злость.
Конечно, для больших вещей нужно еще и много места. Но тут как придется! На керамических симпозиумах работают в палатках и сараях, когда пишешь на стене, можно стоять на груде ящиков или висеть в альпинистском снаряжении в пролете лестницы, когда расписываешь потолок ‒ лежать на спине или балансировать наверху стремянки.
О вдохновении
Вдохновляет меня все древнее искусство. И приводит в ужас многое современное. Расчеловечиванием, потерей смыслов, бесконечным формотворчеством. Вдохновляют примеры художников, служащих бескорыстно своему дару, истине. Только так художник счастлив. Пиросмани работал за обед, а Матисс говорил: «Я верю в Бога, когда… я работаю». По прошествии времени только такое отношение к своему дару вызывает уважение.
О творческом балансе
Мне интересно развиваться во всех направлениях, в которых я когда-либо работала, как сложится дальше, я вообще не знаю. Несколько лет я посвятила керамической иконе. Если уж так получилось, что я много умею в разных жанрах, это надо соединить! Удалось. Даже удалось одну икону смонтировать на храм. Керамическое украшение русских храмов ‒ глубокая историческая традиция, мне бы хотелось больше подобных работ.
С застоями и творческими кризисами мне легче, чем многим: я могу сменить тему, направление деятельности. А все знают, что смена деятельности ‒ это отдых. Когда чем-то не занимался год, смотришь другими глазами, и многие проблемы снимаются. А также в силу возраста и опыта я точно знаю, что «пройдет». Даже если очень грустно и тоскливо и ощущаешь себя полной бездарностью, пройдет через три‒пять дней.
О коммерческой керамике
Коммерческая ‒ она же тиражная. Возможность повторить и растиражировать чашку, статуэтку, сувенир, блюдо ‒ это же уникальная возможность. Вещь остается авторской и неповторимой, а художник совершенствует технику и идею, доводит все до высшей точки. Как правило, уникальная художественная вещь замыслу не соответствует. Этому можно либо очень обрадоваться: «Эта вещь сама родилась, я и не думал…», либо огорчиться: «Ах, опять не получилось!» А тут, в тираже, ‒ пожалуйста, повторяй, совершенствуй! Тираж ‒ это работа на покупателя в лучшем, творческом смысле этого слова. Надо человека удовлетворить, утешить, предложить ему вещь, которая решит его проблемы. Чаще всего он ее подарит, а значит, это возможная радость для двух людей. Даже трех, включая меня. В общем, тираж ‒ это супер. Если не халтурить и не очень уставать.
Об изысканных мелочах
Функциональную вещь сделать сложнее. Прекрасный керамист Николай Туркин, безвременно ушедший от нас несколько лет назад, говорил: «Можно сколько угодно выпендриваться и говорить о высоком, а ты сделай сначала хороший чайник или хорошую чашку, после этого с тобой как художником поговорим». Современный зритель настолько искушен и пресыщен, что его необходимо удивлять. Все неудивительное он приобретет и без нас. А нам осталось удивительное и трогательное! Изысканные мелочи ‒ это мой ответ взыскательному покупателю, который хочет сделать уникальный, ни на что не похожий и трогательный подарок.
Или как-то для себя запечатлеть свое чувство.
О покупателях
На каждой ярмарке-продаже выслушиваешь столько теплых слов! «Наш» человек начинает улыбаться издали, едва завидев стол. Потом подходит, останавливается, долго рассматривает, не переставая улыбаться, поднимает глаза на авторов и начинает говорить теплые слова. И так один человек за другим. Раз-два в год ‒ отрадная психотерапия. Очень хочется продолжать делать этим людям хорошо, тем более что я знаю как!
Но самый запомнившийся покупатель был очень давно, в юности, на молодежной выставке. Я тогда еще писала картины, и картина была безумная ‒ довольно большой портрет на брейгелевском зимнем фоне, бабушка с темно-красным абстрактным лицом, в шапке высокой, как Вавилонская башня, с диагональным рисунком, как тогда вязали. Нина, инженер, нашла меня и умоляла продать эту страшную старуху. Предлагала цену ‒ свою месячную зарплату. Я высокомерно отвечала, что не могу разрушить прямо сейчас экспозицию молодежной выставки. Но друзья объяснили, что, наоборот, я должна просто немедленно это сделать. Нина была счастлива. Такова страсть коллекционера! Я эту страсть очень уважаю и сама стараюсь покупать у друзей понравившиеся мне работы.
Записала Эльмира Минкина
Постскриптум от Нины Ромадиной
Маша ‒ это абсолютно наш (т.е. прихода) человек! Самые первые шаги по ведению в гимназии «Свет» занятий по керамике, фантастические выставки этих свежих детских работ ‒ огромная заслуга Маши. И до сего дня керамическая мастерская гимназии со всем необходимым оборудованием остается одной из изюминок этой негосударственной школы.
В течение десяти или даже одиннадцати лет многие московские художники давали свои работы для «Арт-базаров» (название батюшкино, о. Димитрия) по сбору денег на строительство нашего храма на Масловке. Так вот: без керамики Маши Фофановой мы даже не затевали что-либо организовывать, ведь именно ее кувшины, блюда, керамические иконы милые статуэтки создавали ту необходимую привлекательную атмосферу, без которой наша благотворительная акция просто бы провалилась!
Вспоминается очень давний (примерно 2009 год) святочный «Семейный карнавал» в зале ППЦ. Это был исключительно удачный радостный праздник. Зал был переполнен до краев не только костюмированными детьми и взрослыми, но и бесчисленными вариантами «активностей» (тогда еще не вошло в употребление на сегодня уже приевшееся выражение «мастер-класс»). Помнится, отец Димитрий заглянул и был искренне рад открывающемуся зрелищу. А в двух концах зала со специальной (волнующей детское воображение) подсветкой стояли столики керамики «наших» — Светы Могутиной (она была то ли звездочетом, то ли волхвом) и Маши Фофановой в чепчике бабушки из «Красной шапочки». Ах, как же было сказочно красиво!
В Машином интервью очень мало сказано о ее монументальных произведениях. Расскажем о самых значительных работах для Церкви. Первая большая работа под руководством Л.И. Мининой ‒ обновление росписей Троицкого собора Русской духовной миссии в Иерусалиме в 1999 году. А последняя монументальная работа того же коллектива ‒ роспись центрального придела храма Архангела Михаила в селе Летове в Подмосковье.
В настоящее время Машины работы есть на трех храмах. Проезжая в Москве по Бакунинской улице, полюбуйтесь на изумительные керамические иконы на воротах храма святителя Николая в Покровском. Есть надвратный образ храма Царственных страстотерпцев в Ясеневе, украшает Машина керамика и часовню в Цепочкине. Верим и надеемся, что список продолжится. И будем ждать.
Фото Валерия Белобеева